* * *

Абсолютно чужих по духу, их роднило провинциальное прошлое.

Замечу, кстати: Вертинский, Утёсов и Козин, виднейшие основоположники будущего шансона, родились в один день… было ли это знаком? Если да, то знаком чего? Ресторанный Петя появился на свет под Херсоном, балаганный Пьеро – под Киевом. Оба росли в неполной семье, в окружении самых нежных и мелодичных песен, какие рождаются только на Украине.

Но постепенно их пути разошлись.

 

Петр Лещенко превратился в румына (со всем его цыганским менталитетом), став в одночасье подданным оккупированной Бессарабии. Его характер, весь творческий облик синтетического артиста, певца и танцора балета определялся категорическим императивом «выжить любой ценой». Стать не просто интересным, но необходимым собственной публике – иначе говоря, богатым и независимым. Цыганский барон эстрады… развлекать, уводя от мрачных реалий, и даже в грусти оставаться жизнерадостным:

– Эх, Андрюша, нам ли жить в печали…

 

Осуждать тут нечего, разве что… праведных богатств не бывает.

Вертинский, не сумев пробиться в столичные драматические актёры, стал гением мелодрамы на стыке рельсов эксцентрики и декаданса. Даже в мягких, мажорных нотах (например, песня «Доченьки») слушатель улавливал неведомую печаль – и разделял её, не понимая, почему и зачем.

Хороший слух и наследие лирики; приятный, но несильный вокал; отсутствие музыкальных и поэтических способностей отправили будущих знаменитостей на поиски собственных перспектив. Любая творческая личность должна не только ставить задачи, но и достигать выбранных целей.

 

Лещенко избрал герань и шарлотку, самовар и любовный флёр с букетом нежных имён.

Путешествуя по Европе, он словно плавал в сладком вине: дружба с легендарным дирижёром и джазистом Оскаром Строком сменялась рукоплесканиями и лаврами потрясающе успешных гастролей.

Эпоха расцвета Вертинского и Лещенко оказалась безвозвратно упущена отечественной культурой; мы не гнусили бы теперь под иностранцев, а вся Европа наслаждалась бы русской песней.

Вертинский, побродив по социал-авантюристам и декадентам, сроднился с кокаином и побрёл в маске белого клоуна вслед за падшими и погибшими, полупрозрачными фигурами уходящего века.

Один уже был известным, другой стал духовно значимым.

 

Я не знаю, зачем и кому это нужно… знаменитый реквием трем сотням мальчишек-юнкеров, погибших при штурме Кремля, привёл Вертинского к противоборству с властями и последующему бегству за границу. Возможно, толчком к его духовности, к росту в неизмеримо большую величину, чем роль эстрадного паяца, стала реплика, услышанная на допросе в Чека:

– Захотим, так и дышать запретим.

Вертинский понял: ещё одна попытка протеста, и его расстреляют.

Теперь он пел не о том, что на Родине плохо… а о том, как хорошо в далёкой, неведомой загранице. Он успокаивал нас (да, точно как Лещенко!), но без пошлости. Грезил, но не слюнявил. Будоража воображение, Вертинский уверенно вёл в мир мечты, а не в перины иллюзий.

 

Нюансы, нюансы… со времени Гомера и Феокрита поэты, актёры и музыканты переживали падение и взлёт популярности. Талант, он и в Африке талант – явление неоспоримое. Однако же, «Илиаду» читают и ставят по сю пору… а, скажем, пьесы Софокла или Эсхила? Так что же важнее для будущего, развлечение или раздумье? Яркая хохма или будущее творческое направление? Сегодняшний эстрадный тупик – не есть ли ответ?

 

Явление Вертинского, прообраз сюжетной песни, мелодичной песни-рассказа, переросло в исповедуемый автором песенный жанр, названный (мною же) арт-шансоном. Давно забыто творчество Изы Кремер, развивавшей бытовую лирику певучих «поэз» Вертинского. Сюда же, на кладбище идей, отнёс бы я и авторскую песню, порождённую, в том числе, магаданским творчеством замечательного Вадима Козина. Блатняк, уличный и городской романс, все эти кабацкие попевки, вроде «бутылка вина, не болит голова» – гаснущие искры эстрадной популярности Лещенко и Утёсова… а далее – следы на песке второй волны эмигрантов, в том числе внутренних: Успенской, Токарева, Шуфутинского, Аркадия Северного и Михаила Гулько.

 

Кружение революций – паника голода, отчаяния, нищеты – выгнали огромное количество артистов вначале на юг, следом за белыми, а потом и вовсе за рубеж. Не забудем, плелась когда-то в череде беженцев и несравненная Фаина Раневская. Круги по воде затихли, а что же стало с нашими эмигрантами?

 

Пётр Лещенко, оседлав волну популярности, удачно выбился в люди. Открыл шикарный ресторан в Бухаресте (при входе испуганных посетителей встречала конная тройка – муляж, разумеется), сотрудничал с английской студией звукозаписи «Коламбия», румынским «Электрекордом» и латвийской «Белакорд Электро»… но связь с немецкой «Перлафон Рекордс» стала для него роковой. Между тем, пластинки Лещенко разлетались, точно брызги шампанского.

 

Впрочем, мировая популярность, богатство и любовь к независимости по прихоти судьбы превратили бывшего казацкого офицера-прапорщика в дезертира немецкой армии. С началом второй мировой войны Пётр Лещенко, известный шансонье, угодил в жернова страстей противоборствующих сторон. Российская пропаганда обвиняла его в коллаборации с румынами и немцами. Фашисты преследовали его семью за то, что жена Лещенко оказалась дочерью крупного советского военачальника. В итоге – смерть в застенках румынской тюрьмы, подробности которой по-прежнему не разгаданы. А надо ли? Ворон ворону глаз не выклюет… похоже, две враждующих разведки в конце концов столковались.

 

Оба артиста много раз просились на Родину.

Обоим было отказано… но Вертинский был средоточием, духовным центром русской общины Шанхая, его непременно надо было вернуть. И поломавшись для вида, власть пустила его обратно.

Лещенко ей возвратить не удастся, хотя Верховный дал на него добро – слишком много повисло на этом нэпмане… придётся дискредитировать.

Оба певца, по слухам, работали с органами советской разведки.

Обоим это не помогло.

 

Нельзя стать значимым по заказу или расчёту, духовным из трусости или патриотом из карьеризма.

Всё сплетено в душе артиста: он любит Родину и подневолен своей стране, живёт на потребу публике и тревожит ей души. Любить себя в искусстве возможно, отрезав себя от всего остального.

Борьба и единство противоположностей, вот чем обернулись заочные отношения звёзд, двух сторон пластинки будущего шансона. Не отправить ли в эмиграцию Моргенштерна?